Елена Пономарева

Ватаняр Ягья

Опубликовано в журнале Обозреватель - 2015. - № 8. - С. 69-82.

 

Аннотация: Одной из важных практик внешнеполитической деятельности государства в условиях глобализации является публичная дипломатия. В последние годы в ряду разнообразных форм и методов этого относительно нового инструмента влияния заметно активизировалось взаимодействие представителей научного и экспертного сообществ. Международные интеллектуальные площадки сегодня не только место научных дискуссий, но и место представительства страны, продвижения ее ценностей и позиций. Показательным в смысле реализации принципов и методов публичной дипломатии может служить научное сотрудничество между Россией и Турцией. На базе существующих в современной науке и политической практике характеристик публичной дипломатии в статье рассмотрен конкретный пример научного сотрудничества – ежегодные встречи российско-турецких интеллектуалов.

Ключевые слова: публичная дипломатия, научное сотрудничество, Россия, Турция

 

Scientific cooperation as a form and method of public diplomacy

 

Abstract: Public diplomacy is one of the important practices of a state foreign policy in the context of globalization. In recent years, within a number of different forms and methods of this relatively new tool of influence the cooperation between academic and expert communities have significantly intensified. Today international intellectual platforms are not a place for academic discussions only, but at the same time they are the place of presentation of a country, of its interests and positions promotion. The scientific cooperation between Russia and Turkey is demonstrative in sense of realization of public diplomacy principles and methods. On the base of public diplomacy’s characteristics, existing in our-days science and political practice, the article examines a concrete example of scientific cooperation – annual meetings of Russian-Turkish intellectuals.

Keywords: public diplomacy, scientific cooperation, Russia, Turkey

В ряду практик внешнеполитической деятельности в условиях глобальных трансформаций и технологических новшеств публичная дипломатия (ПД) занимает все более прочные позиции. Сама политика, как внутренняя, так и внешняя становится под влиянием техногенных изменений публичной, представляя собой «новый жанр осуществления власти в период глобальной информатизации» [¹]. Публичная дипломатия, будучи продолжением и проявлением именно такой «новой политики» (кстати, в научном дискурсе с начала ХХI века активно присутствует термин «новая публичная дипломатия», которая отличается усилившимся сетевым и информационным компонентом), представляет некую дипломатическую «вселенную», где главными действующими лицами – «планетами» – являются не политики, а деятели культуры, науки, образования, многочисленные СМИ и НПО, пользователи социальных сетей.

В то же время будет не верным понимание ПД как совершенно независимой, самостоятельной от государства сферы. В частности, в Указе Президента России от 7 мая 2012 г. «О мерах по реализации внешнеполитического курса Российской Федерации» зафиксировано, что в интересах повышения результативности российской внешней политики государство должно «эффективнее использовать ресурс публичной дипломатии, вовлекать гражданское общество во внешнеполитический процесс, укреплять взаимодействие с Общественной палатой Российской Федерации, некоммерческой организацией «Фонд поддержки публичной дипломатии имени А.М. Горчакова», другими неправительственными организациями внешнеполитической направленности, содействовать их широкому участию в деятельности мировых экспертно-политологических диалоговых форумов, в международном гуманитарном сотрудничестве» [²].

Роль и значение ПД детализируется в Концепции внешней политики РФ, утвержденной 12 февраля 2013 г. В документе указывается, что именно «в рамках публичной дипломатии Россия будет добиваться объективного восприятия ее в мире, развивать собственные эффективные средства информационного влияния на общественное мнение за рубежом, обеспечивать усиление позиций российских СМИ в мировом информационном пространстве, предоставляя им необходимую государственную поддержку, активно участвовать в международном сотрудничестве в информационной сфере, принимать необходимые меры по отражению информационных угроз ее суверенитету и безопасности» [³].

Однако надо признать, что процесс систематизации публичной дипломатии в современной России начался сравнительно недавно. Отправной его точкой можно считать создание под эгидой государства таких институтов представительства и влияния как Россотрудничество (2008) и Фонд Горчакова (2010). Однако не стоит забывать, что смысл публичной дипломатии в создании особой синергии государственных и общественных инициатив, поэтому наряду с государством главным ее субъектом является «инициативная часть социума, в том числе и любой гражданин, неравнодушный к тому, что и как происходит в России и вне ее» [⁴]. Действительно, в последние годы все более заметную роль в реализации внешнеполитической стратегии играют российские НПО, фонды, ассоциации, клубы.

Концепт публичной дипломатии

Изначально публичная дипломатия понималась не только и даже не столько как государственное, сколько общественное явление, которое однако является проводником национальных интересов конкретной страны. Ключевым отличием ПД от классической дипломатии является ее субъект – непрофессиональные дипломаты. Тем самым, публичная дипломатия стала относительно новым явлением внешней политики, поскольку ее акторы не относятся к так называемой «внешнеполитической триаде» – МИД, военные, спецслужбы, и непосредственно не связаны с государством как политическим институтом.

ПД отличает также объект воздействия. Если классическая дипломатия подразумевает обмен мнениями в единой политической плоскости – посредством действующих политиков и представителей МИД происходит влияние на формирование внешнеполитического курса страны, на принятие политических решений и процесс их реализации, то публичная дипломатия воздействует на общество с другой стороны – через неправительственные организации и иные институты гражданского общества. В свою очередь «заряженное» публичной дипломатией общественное мнение способно влиять как на внешнеполитическую повестку государства, так и на формирование образа страны за рубежом.

Однако ошибочно ставить знак равенства между публичной дипломатией и пропагандой. Данные явления отличаются как целями, так и методами воздействия. Если конечной целью пропаганды является формирование прежде всего информационными средствами нужного общественного мнения, то публичная дипломатия ориентирована на создание новых эффективных каналов обмена мнениями на самых разных уровнях, опираясь при этом не только на традиционные и новые СМИ, сколько на негосударственных участков мировой политики – глобальные финансовые и наднациональные гуманитарные структуры, ученых и экспертное сообщество, неправительственные организации самой разной направленности, региональные объединения, экономические форумы, международные сетевые сообщества.

Еще одним принципиальным отличием ПД от пропаганды является исключение дезинформации как метода деятельности. На ее место встает грамотное преподнесение выгодных фактов и проектов субъекта ПД. Public diplomacy – это искусство быть правдоподобным в изложении правдивых фактов в нужном свете. Содержанию ПД лучше всего подходит концепт информационно-разъяснительной работы – информирование о стране, ее культуре, ценностях и политике в целях большей заинтересованности общества и пресечения попыток пропаганды, направленной против государства.

В современном российском научном и политическом дискурсе публичная дипломатия часто приравнивается к «мягкой силе», а то и определяется как один из этапов ее развития. На самом деле публичную дипломатию следует рассматривать лишь как один из инструментов «мягкой силы» (МС), главный смысл которой заключается в формировании привлекательной власти конкретной страны. Своеобразным брендом МС является «способность влиять на поведение людей, опосредованно заставляя их делать то, что в ином случае они никогда бы не сделали» [⁵]. Такой власть становится, основываясь не только на убеждении, уговаривании или способности подвигнуть людей сделать что-либо при помощи аргументов, но и на «активах», которые продуцируют ее привлекательность [⁶]. Достичь этого удается, используя прежде всего власть нематериального, власть информации и образов, что гораздо шире, чем понятие ПД. Таким образом, публичная дипломатия как способ влияния есть лишь одно из инструментальных проявлений «мягкой силы». Поэтому мы предлагаем понимать ПД как инструмент «мягкого» влияния, предполагающий поиск новых и активизацию существующих каналов взаимодействия и обмена мнениями в целях позиционирования культурно-ценностных ориентиров страны-субъекта публичной дипломатии.

Усиление роли публичной дипломатии, как уже отмечалось, связано с появлением новых участников мировой политики. В то же время самое это явление – публичную дипломатию – нельзя назвать инновационным. Ставшей теперь классической современную концепцию «публичной дипломатии» впервые представил декан Школы права и дипломатии им. А.Б. Флэтчера Университета Тафтса Эдмунд А. Гуллион. В брошюре 1965 г., посвященной Центру публичной дипломатии им. Э.Р. Мэрроу концепция ПД излагалась следующим образом: «Публичная дипломатия… имеет дело с влиянием общественных установок на осуществление внешней политики. Она включает в себя измерения международных отношений, выходящие за рамки традиционной дипломатии: культивирование правительствами общественного мнения в других странах, взаимодействие частных групп и интересов одной страны с другой, освещение международных отношений и их влияния на политику государства, взаимодействие между теми, чья работа заключается в коммуникации (дипломаты и зарубежные корреспонденты) и процесс межкультурных коммуникаций… Центральным моментом для публичной дипломатии является транснациональный поток информации и идей» [⁷].

Чуть позже, в марте 1966 г. Гуллион детализировал описание ПД как средств, «при помощи которых правительства, частные группы и отдельные лица меняют установки и мнения других народов и правительств таким образом, чтобы оказать влияние на их внешнеполитические решения» [⁸]. Пальма первенства в освоении практик ПД принадлежит Соединенным Штатам, которые использовали их как один из видов воздействия и продвижения своих интересов в условиях Холодной войны. Именно тогда были созданы «масштабные программы в области информации, культуры и образования, направленные на дискредитацию политики СССР и его союзников» [⁹]. Однако в официальный дискурс правительства США термин «публичная дипломатия» вошел лишь после 1991 года.

Одной из причин развития ПД как осо­бого дипломатического инструмента США заключалась в необходимости продвижения их интересов по всему миру под лозунгами развития ин­ститутов демократии и рыночной экономики. Так, программы публичной дипломатии США активно внедрялись в 1990-е годы во всех странах постсоветского пространства, в том числе и в России, вовлекая в свою ор­биту немалое число политиков, бизнесменов, ученых, военных специалистов и студентов. Публичная дипломатия США, в арсенале которой имеются информационные программы, программы в области культу­ры и образования, нацелена на тех представителей зарубежной ауди­тории – интеллигенцию и студенчества, государственных чиновни­ков, представителей коммерческих структур и НПО, а также на политических лидеров и военных, которые способны влиять на принятие политических решений, выгодных пра­вительству субъекту ПД. Поскольку, начиная с 1990-х годов, США имели не только необходимые средства для продвижения своих интересов в публичной сфере, но технологические и институциональные возможности, очевидно, что результаты были, без преувеличения, ошеломляющими. Буквально за несколько лет произошло кардинальное изменение отношения к России на всем постсоветском пространстве как на уровне элитных, так и общественных групп.

Технологии на службе публичной дипломатии

На рубеже веков интерес к концепту публичной дипломатии в силу объективных причин – развитие информационных технологий и рост влияния негосударственных участников мировой политики, в том числе сетевых – усилился. Одним из первых обратил внимание на значительную роль информационной составляющей в развитие концептуального понимания публичной дипломатии израильский исследователь Э. Гилбоа [¹⁰].

Он выделил три разновидности ПД: традиционная публичная дипломатия, медиадипломатия и диплома­тия журналистов-посредников. Традиционная дипломатия включает программы образования и культуры, которые прино­сят долгосрочные эффекты. Медиадипломатия предполагает выполнение дипломатических задач при помощи СМИ и приносит быстрые результаты. Наконец, дипломатия журналистов-посредников необходима для налаживания переговорного между представителями различных общественных сфер – политиками, бизнесменами, гражданскими активистами.

Кроме этого, Гилбоа обращает внимание на наличие, как минимум, трех моделей публичной дипло­матии: ПД периода «холодной войны», публичная дипломатия негосударственных акторов и ПД лоб­бистов [¹¹]. В первом случае речь идет об особой идеологической форме давления на зарубежное общество с целью получения поддержки той или иной стороны в условиях биполярной системы. В настоящее время мы являемся свидетелями появления рецидивов Холодной войны, что сопровождается реанимацией данной формы давления.

Вторая модель представляет дипломатию многочисленных НКО, которая опирается на ресурсы неправительственных структур, а публичная дипломатия лоббистов есть процесс осуществления информационных проектов силами лоббистских групп в другом государстве. В последнем случае фактически речь идет об агентах влияния, которые работают в интересах конкретной страны.

Таким образом, Гилбоа существенно расширил толкование «публич­ной дипломатии» и ввел в научный оборот интерпретацию ПД как «одностороннего рычага давления, инструмента пос­редничества и дипломатического сигнализирования» [¹²].

Следует обратить внимание на анализ компонентов публичной дипломатии, предложенный американским исследователем Н. Куллом. В зависимости от целей программ он выделил пять форм ПД, первые две из которых были впервые введены в научный оборот. Это (1) изуче­ние общественного мнения и установление диалога с зарубежным об­ществом, обозначенное им как listening (буквально, слушание); (2) информационные кампании для формирования положительного мнения в зарубежных странах (advocacy); (3) культурная дипломатия; (4) программы обменов и (5) международное вещание [¹³].

Первые два компонента ста­ли неотъемлемой частью современной публичной дипломатии США. Как отмечает Кулл, «сегодня эффективность публичной дипломатии зависит от наличия диалога между правительством од­ной страны и зарубежным обществом» [¹⁴]. Установление такого диалога возможно, если субъект ПД изучает все сигналы, оценки, мнения, идущие со стороны зарубежного общества. Это и есть процесс своеоб­разного «слушания» общества, «вслушивания» в оценки и мнения, имеющие место в конкретной стране. «Вслушивание» позволяет правильно отреагировать на внешние импульсы – провести, если есть такая необходимость, серию информационных кампаний (advocacy), реабилитирующих поведение и корректирующих имидж субъекта ПД. Что в свою очередь способствует достижению главной цели – установлению диалога прежде всего с теми, кто относится отрицательно к деятельности страны-проводника публичной дипломатии.

Роли диалога в продвижении имиджа и интересов страны в западном научном и политическом дискурсе уделяется повышенное внимание. В частности, Дж. Кован и А. Арсенаут выделили три «слоя», три формы публичной дипломатии. Это монологовая ПД, диалоговая и дипломатия сотрудничества [¹⁵].

Монологовая ПД использовалась в период Холодной войны, ког­да СССР и США крайне практиковали анализ того, как воспринимается информация в странах-реципиентах информации. Приоритетом считалось озвучание своей позиции по тем или иным вопросам. Диалоговая ПД более современна и эффективна, поскольку общение между правительством и обществом предполагает обмен информацией с целью создания такого имиджа страны, кото­рый положительно воспринимался бы реципиентами и, как следствие, формировал позитивный образ государства. Наконец, сотрудничество как фор­ма публичной дипломатии подразумевает создание совместных проектов, формирующих позитивное воспри­ятие разных обществ и стран.

Следует отметить, что несмотря на усиление роли диалога и акцентирование внимания на «философии сотрудничества» [¹⁶] (именно на это положение ориентирована российская сторона в практике не только публичной, но традиционной дипломатии, в отличие от наших западных партнеров), принцип монолога не исчезает из практики ПД. Поэтому «было бы ошибочно го­ворить, что в этой сфере сотрудничество вытесняет соперничество» [¹⁷]. Напротив, в условиях усиления конфронтации по целому ряду вопросов (сирийский и украинский кризисы, интеграционные процессы на постсоветском пространстве) сохранение своей гегемонии США видят в том числе в наращивании монологовой дипломатии. Например, не просто усиливается антироссийская риторика, но разворачивается настоящая информационная война против нашей страны.

Следует также упомянуть подход британских ученых М. Леонарде, К. Стэда и К. Смевинга, которые выделили также три модели или из­мерения ПД: реактивное, активное и дипломатию сотрудничества [¹⁸]. Реакция на события, которые уже совершились – модель реактивной ПД. Активная модель представляет формирование общественного мнения в зарубежных странах через программы пуб­личной дипломатии. Третье измерение заключается в организации сотрудничества с конкретными странами посредством групп лиц (групп влияния) в зарубежном обществе. Эти измерения различаются как по целям, так и по срокам выполнения задач. «Часы и дни – это время, в течение которого осуществляются реакции на событие или информа­цию, за недели и месяцы формируется общественное мнение, годы же нужны для создания условий для сотрудничества» [¹⁹].

Вообще следует отметить, что западные исследователи и практики уделяют серьезное внимание феномену публичной дипломатии. Но главное чему нам стоит поучиться у коллег и партнеров – это самопрезентации с акцентом на выстраивании диалога, который является важнейшим способом повы­шения эффективности публичной дипломатии, эффективности коммуникации с обществами по всему миру.

 

Научное сотрудничество России и Турции как форма и метод ПД

Научные связи между Россией и Турцией, как и отношения между нашими странами в других сферах, начиная от энергетики и заканчивая туризмом, в последние годы развиваются очень динамично. Яркое свидетельство тому ставшие традиционными встречи российских и турецких интеллектуалов в Анталье [²⁰]. В поле зрения ученых сложные проблемы истории и современности, формирования гражданского общества и политического диалога между властью и обществом, а также вопросы роли науки как фактора «мягкой силы» в гуманитарной и внешнеполитической сферах. Дискуссии по российско-турецким отношениям плотно связаны с глобальными и региональными процессами, что серьезным образом повышает значение подобных встреч.

Такой комплексный подход стал визитной карточкой Третьей встречи российских и турецких интеллектуалов, которая состоялась в январе 2015 г. на базе Международного университета Анталии. Делегации с обеих сторон были весьма представительные. В конструктивной и дружеской атмосфере в течение двух дней более 40 известных ученых из России и Турции обсуждали насущные вопросы мирового и регионального значения. Назовем лишь некоторые имена.

С российской стороны в мероприятии приняли участие директор Института востоковедения РАН, чл.-корр. РАН В.В. Наумкин, Президент Института стран Азии и Африки МГУ им. М.В. Ломоносова проф. М.С. Мейер, Генеральный директор Российского совета по международным делам А.В. Кортунов, директор Центра партнерства цивилизаций МГИМО (У), Чрезвычайный и Полномочный Посол России В.В. Попов, Директор Центра русских исследований МосГУ, академик международной академии (Инсбург, Австрия) А.И. Фурсов, руководитель Центра по изучению XIX века Института всеобщей истории РАН проф. В.С. Мирзеханов, авторы данной статьи, а также ряд других известных представителей научного сообщества России.

Турецкую сторону представляли ректор Международного Университета Антальи, проф. Джихат Гёктепе, директор Центра стратегических исследований Ближнего Востока Хасан Канболат, президент Академии Евросоюза Хюсейн Багджи, профессор Университета Коч Шенер Актюрк, профессор Международного университета Антальи Тарык Огузлу. И это далеко не полный список участников.

Присутствие на мероприятии представителей государственных и общественных структур (депутат Государственной Думы Российской Федерации М.М. Бариев, член Общественной палаты России С.А. Марков, экс-министр иностранных дел Турции Яшар Якыш, работники научных и периодических изданий) серьезным образом усилило его диалоговую характеристику и синергетический эффект от взаимодействия государства и общества.

Сложности современной международной обстановки, обусловленной украинским кризисом, антироссийскими санкциями Запада и его попытками изолировать Россию на мировой арене не могли не отразиться на ходе дискуссий. Однако никто из выступавших не спекулировал на данных обстоятельствах – оценка ситуации и позиции сторон были научно объективными и выдержанными. Так, на высказанную проф. Х. Канболатом озабоченность чувствительным для официальной Анкары положением крымских татар после воссоединения Крыма с Россией последовавший ответ С. Маркова с подробным перечислением мер, принятых российским правительством, включая признание крымско-татарского языка одним из государственных в республике Крым, снял все вопросы.

Такой конструктивный подход нашел отражение в итоговом коммюнике, где, в частности, было отмечено, что «совпадение позиций Москвы и Анкары по отдельным вопросам международной политики одновременно сопровождалось разногласиями по другим, однако прагматизм взаимной заинтересованности, ставший отличительной чертой и главным фактором поступательного развития российско-турецких отношений, позволяет двум странам сглаживать острые углы политического и экономического сотрудничества, минимизируя отрицательное воздействие нестабильной международной конъюнктуры» [²¹].

Как известно, для исследователей нет запретных тем. Прошедшая встреча полностью отвечала этому положению. В ходе выступлений и дискуссий, которые порой были довольно жаркими, поднимались самые сложные проблемы как международных, так и двусторонних отношений, непосредственным образом связанные с экономикой, политикой, гуманитарной сферой.

Одной из «горячих» тем, поднятых в дискуссиях, был вопрос европейской интеграции. Ученые высказывали прямо противоположные позиции. Одни настаивали на необходимости следовать стандартам ЕС. Другие выступали за сотрудничество с Европой, но при условии сохранения национальной специфики. В своем выступлении Е. Пономарева отметила, что Евросоюз – наднациональная организация, существенным образом ущемляющая внутренний и внешний суверенитет ее членов и реализующая политику, отвечающую прежде всего интересам евробюрократии. Это стало очевидно в процессе введения принудительных мер в отношении России, когда ЕС окончательно превратился в сателлита США, не имеющего своего голоса и своих интересов. Поэтому будущее ЕС исследователь определила как весьма туманное и не радужное.

Что же касается возможности вступления Турции в ЕС, то ряд отечественных ученых оценили их как бесперспективные. Однако, по мнению Е. Пономаревой, это стоит расценивать как позитивный итог, т.к. невступление в ЕС открывает перед Анкарой уникальные возможности быть страной-интерлокером, связывающей разные государства и цивилизации. История дает Турции уникальный шанс, которым нельзя не воспользоваться. Участие в таких организациях, как Таможенный и Евразийский экономический союзы, открывает совершенно новые возможности не только регионального, но и глобального сотрудничества.

Общим рефреном всех выступлений были отрицание гегемонизма и доминирования одной державы или военно-политического блока, поддержка принципов многополярности. На этом фоне много внимания на конференции было уделено российско-турецким отношениям. И это оправданно – наши страны вступили в «золотой век» сотрудничества. В настоящее время Россия занимает устойчивое второе место (33 млрд долл. в 2014 г.) во внешнеторговом обороте с Турцией. По данным Федеральной таможенной службы РФ, Турция в свою очередь находится на пятом месте среди торговых партнеров России из стран дальнего зарубежья. Впереди Турции Китай, Нидерланды, Германия и Италия. Россия намерена втрое увеличить товарооборот с Турцией, доведя его к 2020 г. до 100 млрд в год [²²]. Это гигантский прорыв.

Благоприятный политический и деловой климат в сотрудничестве наших стран создают успешно функционирующие институты межгосударственного взаимодействия, например, Совет сотрудничества высшего уровня, учрежденный в мае 2010 г. и возглавляемый президентами двух стран. Пятое заседание Совета состоялось 1 декабря 2014 г. в Анкаре с участием президента России. Развитию гуманитарных связей и публичной дипломатии содействуют научные мероприятия, организованные созданным по инициативе турецкой стороны Международным институтом развития научного сотрудничества (МИРНаС). Учредителями института стали такие авторитетные организации наших стран, как ИСАА, РГГУ, РУДН, Институты востоковедения и философии РАН, Факультет глобальных процессов МГУ, Российское философское общество, Ассоциация русских и турецких организаций, Российско-Турецкий деловой совет, Турецко-русский культурный центр. За год с небольшим с момента своего создания МИРНаС провел ряд крупных научных мероприятий. Особое внимание в деятельности института и иных российско-турецких площадок уделяется сверхважной и актуальной теме – энергетике как фактору мировой политики.

Существенный импульс, способный изменить мировой расклад сил, даст новый энергетический проект, инициированный нашими странами под пока условным названием «Турецкий поток», о котором тоже много говорилось в ходе дискуссий на Третьей анатолийской встрече. Этот газовый коридор не стоит рассматривать просто как альтернативу «Южному потоку». Новый проект способен переформатировать политическую карту Европы, превратив Турцию в крупнейшую энергетическую державу Европы (здесь уместно вспомнить Транскаспийскй трубопровод), а также в стратегического партнера России.

Помимо энергетического сотрудничества, которое включает в себя не только запуск «Турецкого потока», но и энергетические проекты с участием Казахстана, Туркменистана, Узбекистана, участники форума в Анталии выделили ряд других важных направлений, по которым открываются широкие перспективы для выгодного взаимодействия наших стран. Во-первых, это сотрудничество двух стран в рамках евразийской интеграции (Таможенный союз, Евразийский экономический союз), где особую роль могут сыграть экономические министерства и государственные структуры России и Казахстана, заинтересованные в интенсификации торгово-экономических отношений с Турцией в энергетике, торговле, туризме.

Во-вторых, это сотрудничество военных и дипломатических ведомств России и Турции в сфере поддержания региональной безопасности. Поскольку основной на краткосрочную перспективу здесь видится проблема отражения потенциальных угроз из Афганистана после завершения там в 2014 г. миссии США и Международных сил содействия безопасности. Наиболее оптимальный способ решить эту проблему можно в рамках ШОС, куда наряду с Россией и странами ЦА входят Турция и Афганистан.

В-третьих, это развитие сотрудничества в сфере противодействия преступности, незаконному обороту наркотиков, нелегальному перемещению людей, товаров, оружия и пр. Подобное взаимодействие может быть осуществлено по линии правоохранительных структур России (Министерство внутренних дел, Федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков, Федеральная миграционная служба) и соответствующих государственных структур Турции.

Турция и Россия смогут максимально расширить двустороннее сотрудничество по всему спектру вопросов, если им удастся оградить эти связи от политических разногласий и давления со стороны США и некоторых европейских стран, которые ревниво относятся к возможности формирования такого партнерства.

Конечно, наши отношения далеки от радужных. Сирийский вопрос, во многом созданный в своих интересах США и рядом западных транснациональных компаний, остается камнем преткновения во взаимоотношениях Турции и России. РФ всегда выступала за мирное решение этого вопроса путем внутреннего диалога без внешнего вмешательства. Все участники встречи отметили, что создание террористической угрозы на территории Сирии, как и на территориях любых других государств недопустимо.

Особый накал тема террористических угроз приобрела в ходе выступлений на встрече в Анталии в связи с событиями во Франции – расстрелом редакции журнала Charlie Hebdo. Что же касается сирийского кризиса, то представители российской делегации вспоминали слова Путина, который отмечал, что разрешение кризиса зависит во многом от того, что будут ли созданы условия, «при которых все люди, которые проживают в стране, будут чувствовать себя в безопасности, будут иметь одинаковый доступ к управлению страной и будут сотрудничать» [²³]. Выход из кризиса возможен лишь в том случае, если будет найдено решение, приемлемое, прежде всего, для сирийского народа, отвечающее интересам всех здоровых политических сил страны. Ради этого Россия готова к контакту со всеми участниками этого процесса, в том числе и с нашими друзьями в Турции.

Что же касается публичной дипломатии, то несомненным успехом бы проведение Года русского языка в Турции и Года турецкого языка в РоссииСРо под предполагаемым лозунгом «Через язык к познанию друг друга». Это предложение было впервые озвучено в 2013 г. в Казани на Российско-турецком форуме общественности. Затем повторно в Стамбуле в ноябре прошлого года на подведении результатов Олимпиады по русскому языку. И вновь оно прозвучало при торжествах по случаю окончания XI-ой молодежной Олимпиады по турецкому языку в Петербурге 26 апреля 2015 года.

Масштабность такого мероприятия с участием тысяч людей, государственных и неправительственных организаций содействовала бы не только увеличению числа говорящих на турецком и русском языках, столь необходимого для конкретной работы при строительстве различных хозяйственных объектов и претворении в жизнь гуманитарных проектов, но и росту взаимопонимания между народами, формированию имиджа обоих государств в Евразии, развитию публичной дипломатии.

Таким образом, важность и значение публичной дипломатии в современном мире переоценить сложно. Научное сотрудничество, которое мы надеемся, будет активно развиваться Россией со всеми ведущими странами современности, является лишь одним методов успешной реализации ПД, формой представительства нашей страны за рубежом, способом формирования общественного мнения. Как справедливо отметил Президент России В.В. Путин, «какие бы должности мы ни занимали, где бы мы ни работали, мы люди прежде всего, и доверие между людьми, конечно, очень важный фактор в работе, в строительстве отношений на государственном уровне» [²⁴]. Именно такой – человечный – подход должен стать «фирменным знаком» и залогом успеха российской публичной дипломатии.

Литература

Долинский А.B. Дискурс о публичной дипломатии // Международные процессы. – 2011. – Т. 9. – № 1. URL: http://www.intertrends.ru/twenty-fifth/008.htm

Зонова Т.В. Публичная дипломатия и ее акторы. URL:

http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=681#top-content

Итоговое коммюнике Третьей встречи российских и турецких интеллектуалов. URL: http://mirnas.ru/Itogovoe_kommyunike_Tretey_vstrechi_rossiyskih_i_turetskih_intellektualov

Концепция внешней политики Российской Федерации, утвержденная Президентом В.В. Путиным 12 февраля 2013 г. URL: http://www.mid.ru/bdomp/ns-osndoc.nsf/info/c32577ca0017434944257b160051bf7f

Кубышкин А.И., Цветкова Н.А. Публичная дипломатия США. – М.: Аспект Пресс, 2013. – 271 c.

Пономарева Е.Г. Секреты «цветных революций» // Свободная мысль. – 2012. – № 3-4. – С. 43-59.

Пономарева Е.Г., Рудов Г.А. «Цветные революции»: природа, символы, технологии // Обозреватель / Observer. – 2012. – № 3. – С. 36-48.

Пономарева Е.Г., Ягья В.С. Научные связи как фактор развития // Обозреватель / Observer. – 2014. – №5 (292). – С.101-106.

Путин В.В. Интервью итальянской газете Il Corriere della Sera. URL:

http://www.kremlin.ru/events/president/news/49629

Совместная пресс-конференция Президента России В. Путина с Президентом Турции Реджепом Тайипом Эрдоганом 1 декабря 2014 г. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/47126

Указ Президента РФ от 7 мая 2012 г. «О мерах по реализации внешнеполитического курса Российской Федерации». URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/15256

Фонд поддержки публичной дипломатии им. А.М. Горчакова. URL: http://gorchakovfund.ru/about/

Definitions of Public Diplomacy. URL: http://fletcher.tufts.edu/Murrow/Diplomacy/Definitions

Cowan G., Arsenault A. Moving from Monologue to Dialogue to Collaboration: The Tree Layers of Public Diplomacy // The Annals of the American Academy of Political and Social Science. – 2008. – Vol. 616. – № 1. – P. 10-30.

Cull N. Public Diplomacy: Taxonomies and Histories // The Annals of the American Academy of Political and Social Science. – 2006. – Vol. 616. – № 1. – P. 31-54.

Gilboa E. Diplomacy in the Media Age: Tree Models of Uses and Effects // Diplomacy and Statecraft. – 2001. – № 6. – P. 1-28.

Gilboa E. Searching for a Theory of Public Diplomacy // The Annals of the American Academy of Political and Social Science. – 2008. – Vol. 616. – № 1. – P. 55-77.

Leonard M., Stead C., Smewing C. Public Diplomacy. – L.: The Foreign Policy Center, 2002. – 183 p. URL: http://fpc.org.uk/fsblob/35.pdf

What is Public Diplomacy? URL: http://fletcher.tufts.edu/Murrow/Diplomacy

 

Транслитерация

 

Dolinskii A.B. Diskurs o publichnoi diplomatii // Mezhdunarodnye protsessy. – 2001. – Т. 9. – № 1. URL: http://www.intertrends.ru/twenty-fifth/008.htm

Zonova T.V. Publichnaia diplomatiia i ee aktory. URL:

http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=681#top-content

Itogovoe kommiunike Tret'ei vstrechi rossiiskikh i turetskikh intellektualov. URL: http://mirnas.ru/Itogovoe_kommyunike_Tretey_vstrechi_rossiyskih_i_turetskih_intellektualov

Kontseptsiia vneshnei politiki Rossiiskoi Federatsii, utverzhdennaia Prezidentom V.V. Putinym 12 fevralia 2013 g. URL: http://www.mid.ru/bdomp/ns-osndoc.nsf/info/c32577ca0017434944257b160051bf7f

Kubyshkin A.I., Tsvetkova N.A. Publichnaia diplomatiia SShA. – M.: Aspekt Press, 2013. – 271 c.

Ponomareva E.G. Sekrety «tsvetnykh revoliutsii» // Svobodnaia mysl'. – 2012. – № 3-4. – С. 43-59.

Ponomareva E.G., Rudov G.A. «Tsvetnye revoliutsii»: priroda, simvoly, tekhnologii // Obozrevatel' / Observer. – 2012. – № 3. – С. 36-48.

Ponomareva E.G., Iag'ia V.S. Nauchnye sviazi kak faktor razvitiia // Obozrevatel' / Observer. – 2014. – №5 (292). – С.101-106.

Putin V.V. Interv'iu ital'ianskoi gazete Il Corriere della Sera. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/49629

Sovmestnaia press-konferentsiia Prezidenta Rossii V. Putina s Prezidentom Turtsii Redzhepom Taiipom Erdoganom 1 dekabria 2014 g. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/47126

Ukaz Prezidenta RF ot 7 maia 2012 g. «O merakh po realizatsii vneshnepoliticheskogo kursa Rossiiskoi Federatsii». URL: http://www.kremlin.ru/events/president/news/15256

Fond podderzhki publichnoi diplomatii im. A.M. Gorchakova. URL: http://gorchakovfund.ru/about/

Definitions of Public Diplomacy. URL: http://fletcher.tufts.edu/Murrow/Diplomacy/Definitions

Cowan G., Arsenault A. Moving from Monologue to Dialogue to Collaboration: The Tree Layers of Public Diplomacy // The Annals of the American Academy of Political and Social Science. – 2008. – Vol. 616. – № 1. – P. 10-30.

Cull N. Public Diplomacy: Taxonomies and Histories // The Annals of the American Academy of Political and Social Science. – 2006. – Vol. 616. – № 1. – P. 31-54.

Gilboa E. Diplomacy in the Media Age: Tree Models of Uses and Effects // Diplomacy and Statecraft. – 2001. – № 6. – P. 1-28.

Gilboa E. Searching for a Theory of Public Diplomacy // The Annals of the American Academy of Political and Social Science. – 2008. – Vol. 616. – № 1. – P. 55-77.

Leonard M., Stead C., Smewing C. Public Diplomacy. – L.: The Foreign Policy Center, 2002. – 183 p. URL: http://fpc.org.uk/fsblob/35.pdf

What is Public Diplomacy? URL: http://fletcher.tufts.edu/Murrow/Diplomacy

 

 

Сведения об авторах

Ягья Ватаняр Саидович – доктор исторических наук, профессор, заслуженный деятель науки Российской Федерации, Почетный профессор Санкт-Петербургского государственного университета, заведующий кафедрой мировой политики факультета международных отношений Санкт-Петербургского государственного университета.

Адрес: Санкт-Петербург, Университетская набережная 7/9, СПГУ. Тел.: +7 (921) 960 37 32. E-mail: vy190107@yandex.ru

Yagya Vatanyar Saidovitch - Doctor of History, professor, Honorable Professor of Saint Petersburg s State University, Head of chair for World Politics, School of International Relations.

Address: St. Petersburg, University Embracement 7/9, Saint Petersburg s State University
Tel.: +7 911 921 960 37 32. E-mail: vy190107@yandex.ru

 

 

Пономарева Елена Георгиевна – доктор политических наук, профессор, профессор кафедры сравнительной политологии МГИМО (У) МИД России. Адрес: 119454, Россия, Москва, пр. Вернадского, д. 76, каб. 3026. Тел. +7 (495) 433-34-95, моб. +7 (903) 755-46-31. E-mail: nastya304@mail.ru

Ponomareva Elena Georgievna, Doctor of Political Science, professor, professor of Comparative Politics Department of Moscow State Institute of International Relations (University) of the Ministry of Foreign Relations of the Russian Federation. SPIN-код 9664-7471

Postal address: 76 Prospect Vernadskogo, room 3026, Moscow, Russian Federation, 119454. Tel. +7 (495) 433-34-95, mob. +7 (903) 755-46-31. E-mail: nastya304@mail.ru